Молитвенница за род человеческий

(Евангелие от Луки, 54 зачало, глава X, стихи 38-42, глава XI, стихи 27-28)

Сегодня, в праздник Успения Божией Матери, как и в другие праздники, посвященные Пресвятой Деве Марии, мы читаем Евангелие, которое состоит из двух частей, как бы искусственно соединенных. Но на самом деле святые отцы соединили их намеренно, с целью выявить в евангельском повествовании тот смысл, который необходим нам именно для того, чтобы понять главное служение, или, если можно так сказать, основное душевное свойство Пресвятой Девы Богородицы.

Господь Иисус Христос «пришел в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой» (ст. 38). Из Евангелия мы знаем о том, что Марфа, Мария и брат их Лазарь были любимыми учениками Спасителя, Господь даже называет Лазаря Своим другом. (см. Ин. 11, 11) Во всех евангельских повествованиях, где речь заходит об этих сестрах, мы видим, что Марфа была женщина рассудительная и практичная, а Мария, можно сказать, более эмоциональная (не будем пока говорить о разнице в их духовном устроении). Примером этого служит их поведение при великом чуде, сотворенном Господом, – воскрешении Им Лазаря Четверодневного. Марфа подробно и долго беседовала со Спасителем, Он пытался ей что-то объяснить, Мария же, пришедши, упала к Его ногам и сказала простые слова: «Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (Ин. 11, 32). Впрочем, Марфа, казалось бы, сказала то же самое, но само поведение Марии, – как она припала к коленам Спасителя и с каким чувством говорила, – заставило Его прослезиться.

Когда Господь наш Иисус Христос уже подошел к гробнице Лазаря, то именно Марфа осмелилась возражать Ему и, несмотря на то, что умерший Лазарь был ее любимый брат, заметила, что теперь невозможно открыть склеп, чтобы попрощаться с ним, потому что «уже смердит, ибо четыре дня, как он во гробе» (Ин. 11, 39). Во всем этом мы видим практичность Марфы, ее здравый житейский разум. Из другого повествования евангелиста Иоанна мы помним, что когда Спаситель незадолго до Своих страданий возлежал в доме Лазаря, то Мария излила на Его ноги благовонное миро и отерла их своими волосами. Этим, как бы мы сейчас сказали «экстравагантным» поступком, Мария показала полное презрение к человеческому мнению, проявила свою любовь к Господу, невзирая на то, как к этому отнесутся другие.

В сегодняшнем евангельском повествовании, которое читается во все праздники Божией Матери, также рассказывается о различии между двумя этими сестрами. Приводится очень характерный эпизод, может быть, даже более характерный, чем те два, о которых я только что упомянул. Господь «пришел в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у нее была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении» (ст. 38–40). Конечно, Спаситель был не один, а вместе со Своими учениками, и как это принято, особенно у женщин, Марфа, желая угодить дорогим гостям, видимо, хотела не просто их насытить, но приготовить что-то особенное, праздничное – какое-то обильное и вкусное угощение и поэтому вынуждена была много суетиться. «Марфа же молвяше о мнозе службе», как сказано по-славянски. Слово «молвяше», может быть, более точно описывает ее состояние; «Марфа же молвяше о мнозе службе», если безмолвие – это безмятежное состояние, то молва – синоним суеты.

«Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить?», или по-славянски: «Господи, не брежеши ли, яко сестра моя едину мя остави служити» (ст. 40). Марфа, видимо, по-человечески возмутилась, хотя это конечно не значит, что у нее не было любви к своей родной сестре. Поскольку известно, что Господь Иисус Христос был Учителем и очень близким для них человеком и они все Ему вверяли, то мы можем себе представить их отношения и разговор Господа с Марфой. Скорее всего, ее жалоба походила на то, как кто-то жалуется духовнику на своего духовного брата или сестру, жалуется не ради того, чтобы вызвать неприязненное отношение к этому человеку, но ради его исправления. И Марфа, заметив неправильное, как ей казалось, поведение своей сестры и, видимо, будучи старшей сестрой – судя по тому, как она себя вела, она была старше Марии и Лазаря, – обратилась к Господу с такими словами: «Господи, не брежеши ли, яко сестра моя едину мя остави служити; рцы убо ей, да ми поможет» (ст. 40). «Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом», или по-славянски: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе; едино же есть на потребу. Мария же благую часть избра, яже не отымется от нея» (ст. 41–42). «Едино есть на потребу», – то есть одно нужно человеку: не угощение, не пища, и даже не доброе человеческое отношение, а слово Божие, питающее и укрепляющее его, делающее его способным перейти в вечную жизнь. Если пища тленная дает нам силы проходить поприще земной, временной жизни, то слово Божие является пищей для души, которая делает человека способным к деятельности для жизни вечной и вообще к вечной жизни. Поэтому оно и есть «едино на потребу», а без него все остальное не имеет никакого значения и оказывается бесполезным. Все земные блага, доброе отношение к нам людей – все это не нужно, пусто и ничтожно, если нет самого главного, «единого на потребу», того, что наполняет смыслом все земное. Мария избрала благую часть, то есть предпочла именно самое главное.

«Ты хочешь, чтобы она исправилась? – как бы спрашивает Спаситель у Марфы. – Но это ты нуждаешься в исправлении, потому что она избрала благую часть. Она не печется, не молвит о мнозе, а выбрала единое на потребу, благую часть, которая не может быть отнята у человека». Если даже мы представим, что по отношению к Марии была бы допущена несправедливость и Господь укорил бы ее, то все равно внутреннее состояние человека, слушающего слово Божие, таково, что никто и ничто не может у него отнять это спасительное делание, если он сам от него не отвратится.

Конечно же, Господь не мог укорить Марию, и если нам иногда кажется, что с нами поступают в этом отношении несправедливо, то есть мешают упражняться в том, что «едино на потребу», это только наша иллюзия. Никто не в силах отнять у нас этого делания, если мы всей душой стремимся к Господу, ибо если люди и помешают, то Господь никогда нас не отвергнет. Если бы люди, подобно Марфе, пытались под каким-либо предлогом отвлечь нас от умного делания, которое без малейшего преувеличения и натяжки можно назвать спасительным, то Господь Иисус Христос все равно никогда не отнял бы у нас этой благой части. Поэтому, если мы чувствуем, что нечто внешнее как будто мешает нам, то в этом только наша вина, потому что мы своим произволением сами отвращаемся от благой части, например, поддаемся раздражительности или увлекаемся чем-то временным и суетным.

Однако в приведенном повествовании как будто бы нет ни одного слова о Божией Матери. Какое же отношение оно имеет к Ней, почему мы читаем его в праздник Успения? Вторая часть сегодняшнего евангельского чтения взята совсем из другого контекста, но по смыслу весьма подходит к тому, что мы только что прочитали и попытались истолковать. «Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (ст. 27), непосредственно перед этими словами приводится поучение Спасителя о том, что когда нечистый дух выходит из человека и не может нигде успокоиться, то он вновь возвращается к человеку и, найдя его душу пустой, приводит с собой семь злейших духов. В самом повествовании Евангелия слова женщины относятся именно к этому поучению Господа, но святые отцы посчитали нужным и справедливым совместить их в евангельском чтении на Богородичные праздники с сюжетом о Марфе и Марии, чтобы объяснить нам смысл поведения Марии и на ее примере показать, какова была Божия Матерь. «Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!», – конечно же, это похвала Божией Матери. Может быть, эта женщина, которая восхитилась учением Спасителя, прозрев своим духом, внутренне осознала, что перед ней – Мессия, Христос, Помазанник Божий, и потому от всей души воскликнула: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие», то есть восхвалила Ту, Которая Его выносила и родила, – Пресвятую Богородицу. Возможно, ею руководило и то чувство, которое обычно называют «белой завистью», то есть доброжелательная зависть, в основе которой – восхищение человеком, намного и заслуженно превосходящим тебя. Но Спаситель как бы утешил эту женщину, а вместе с ней и всех остальных, присутствовавших там. «Он же рече: темже убо блажени слышащие слово Божие и хранящие е», то есть: «блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» (ст. 28). Блаженна не только Та, Которая носила Христа во чреве и питала Своими сосцами, но и все те блаженны, кто слушает слово Божие так же, как и Она. «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» – эти слова, безусловно, относятся к Марии, сестре Марфы и Лазаря, потому что она избрала «едино на потребу», то есть слышание слова Божия, но не просто слышание, а с целью соблюсти услышанное.

Пресвятая Дева Мария гораздо в большей степени, чем Мария, сестра Лазаря, чем все ветхозаветные и новозаветные святые, прилежала этому умному делу, то есть слышанию слова Божия, приседению у ног Спасителя. Если она не имела возможности пребывать непосредственно возле Господа, то духом Своим всегда была соединена с Богом в молитве. Святитель Григорий Палама говорит, что Божия Матерь, пребывая во Святая Святых вплоть до Своего отрочества и вступления в брак с Иосифом Обручником, как чистый и избранный Сосуд Божий, помышляла о том, что можно сделать для спасения человеческого рода, и явилась изобретательницей непрестанной молитвы за весь мир. Можно даже смело сказать – Иисусовой молитвы. Конечно, Она не призывала имя Иисуса, поскольку Он еще не воплотился, но призывала грядущего в мир Мессию. Неизвестно, какие слова Она употребляла в Своей непрестанной молитве, однако смысл этих слов, безусловно, совпадал со смыслом слов молитвы Иисусовой, с той лишь разницей, что Пресвятая Дева молилась не только о Себе, но и о всем мире. Она в действительности прилежала слову Божию, внимала ему, хранила его в Себе и соблюдала. Более того, Она молилась и о том, чтобы слово Божие, то есть спасительное Божественное учение, распространилось в израильском народе и во всем человечестве, а не только Она Одна была бы познавшей и соблюдающей его. Под словом Божиим нужно понимать не просто чтение и слушание Священного Писания, но, может быть, даже в большей степени, и молитву. Например, мы не можем сказать что псалмы царя Давида, которые употреблялись еще ветхозаветном богослужении, не являются словом Божиим, также и новозаветные молитвы, например каноны, тропари, кондаки и другие богослужебные тексты. Один подвижник говорил, что предпочитает псалмы царя Давида другим частям Библии, потому что они вмещают в себя смысл всего Священного Писания, а ведь псалмы являются молитвой. Новозаветные молитвы, составленные святыми отцами, также вмещают в себя смысл новозаветного христианского учения. Можно сказать, что в них излагается и изъясняется Евангелие. Потому все молитвословия, употребляемые в Православной Церкви, может быть, даже в большей степени, чем Священное Писание, справедливо называть словом Божиим.

Божия Матерь, упражняясь в делании и восприятии слова Божия, очистила Себя, по учению святителя Григория Паламы, до такой степени, что единственная из всех людей стала способной вместить в Себя Слово Божие уже с большой буквы, то есть Сына Божия, ибо другое Его имя – «Слово Божие». Как и Евангелие от Иоанна говорит о Нем: «В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово» (Ин. 1, 1).

Вот почему сегодня мы читаем евангельское повествование о Марфе и Марии. Внутреннее духовное состояние и расположение Самой Пресвятой Девы Богородицы изъясняется на примере Марии, сестры Лазаря, приседящей у ног Спасителя, и избравшей благую часть, «которая не отнимется у нее». Пресвятая Дева с отроческих лет, с того возраста, в котором люди становятся способными к принятию сознательных решений, начала упражняться в непрестанной молитве и пребывала в ней всю Свою жизнь. Когда же пришло время Ее перехода из земной жизни в жизнь вечную и блаженную, то она также молитвой готовила Себя к этому. И потому для Нее смерть уже не была смертью, но успением, как справедливо и очень мудро называет ее православная традиция. От временной жизни Пресвятая Дева перешла в вечную незаметно и легко, словно переступила порог, перейдя из одного зала в другой – больший и прекраснейший, потому что временная жизнь на земле была для Нее лишь подготовкой к вечности. Более того, уже в этой временной жизни Она жила только вечностью, только небесным и духовным, предпочитая всему общение с Богом. Она даже не касалась проповеди, хотя проповедь благой вести, истинного учения о пришедшем в мир Христе Спасителе – это великое служение. Но все же молитва выше даже этого служения.

Из предания нам известно, что, когда апостолы бросали жребий о том, кому из них в какую страну идти проповедовать, Пресвятая Дева настояла на том, чтобы и о Ней был брошен жребий. Ей выпало проповедовать в Иверии, то есть в нынешней Грузии или, если сказать более широко, – в Закавказье. Она даже собралась в путешествие, но корабль, на котором Она пыталась добраться до этой далекой страны (нужно еще учитывать, что в то время средства передвижения были более простыми), бурей прибило к Афону, и Пресвятая Дева проповедовала слово Божие жившим там язычникам. Ей было открыто, что спустя некоторое время Иверия обратится к вере, а Ей Самой необходимо пребывать в молитве, оставаясь в Иерусалиме, куда Она и вернулась, чтобы вновь погрузиться в Свое молитвенное делание, которому прилежала с детских лет. И, конечно, Ее молитва была действенной.

Некоторым людям кажется, что молитва – это как будто бы легкое занятие, которому человек может предаваться беспрепятственно и беззаботно, занятие более простое и легкое по сравнению с какими-то сложными делами, в которых необходимо преодолевать разные препятствия, встречаются различные искушения и скорби. Однако так судят о молитве те, кто имеет весьма и весьма поверхностный молитвенный опыт. Поскольку они только формально произносят какие-то молитвословия, то им кажется, что и любой может это легко сделать. На самом же деле эти люди, можно сказать, не молятся, но только устами произносят слова, и хорошо еще, если сами их слышат, а то бывает, так отвлекутся, что и сами не слышат произносимого. Когда человек имеет такое представление о молитве, то он действительно может говорить, что ему легче молиться, чем заниматься какой-то работой. Но подвижник, познавший, что такое истинная молитва, какой это тяжелый и напряженный труд, даже достигнув высочайшего преуспеяния в ней, не может удовлетвориться тем блаженством, которое уже испытал, той славой, которую уже вкусил, но стремится к большему и прилагает все большие и большие труды. Как говорит святитель Игнатий, молитва требует понуждения на протяжении всей жизни человека.

Одним словом «молитва» мы охватываем множество различных состояний. Иногда под этим словом мы понимаем не только саму молитву, когда человек пытается умом обращаться к Богу, но и те высокие состояния, которые могут от нее происходить, которые бывают следствием занятия молитвой – восхищение ума, созерцание славы Божией и даже откровения. Все это мы называем одним словом – «молитва». Если мы будем иметь о молитве правильное представление, соответствующее действительности, то увидим, что тот труд, в котором пребывала Пресвятая Дева Богородица «от младых ногтей», как говорят отцы, и до Своего Успения, был необходим и важен именно в деле нашего спасения. Важен настолько, что именно благодаря ему в мир пришел Мессия, вселившись в Ту, Которая очистила Себя молитвой. Я думаю, что когда апостолы начали проповедовать, то Пресвятая Дева, безусловно, молилась и о них, об успехе их проповеди и об обращении народов в христианство. Мы ничего не знаем об этом Ее делании и не можем проследить за тем, как Ее молитва отразилась на судьбе тех или иных людей, народов и племен, обратившихся в христианство. Однако при строго православном взгляде сам здравый смысл подсказывает нам, что дело Божией Матери, Ее молитва о всем человечестве и о всем мире не могла быть менее действенной, менее значительной и принести меньшие плоды, чем пламенная, подвижническая проповедь святых апостолов, увенчивавшаяся их мученической кончиной. Мы должны так думать хотя бы потому, что по молитвам Божией Матери, как говорит Григорий Палама, воплотился Сын Божий. Тем паче мы должны понимать, что по молитве Божией Матери обратились в христианство многие и многие народы, может быть, даже самые дикие и варварские.

Сегодняшнее евангельское чтение на примере Марии, сестры Лазаря, показывает нам в некоторой малой степени внутреннее состояние Самой Пресвятой Девы, хотя Она несравненно превосходит Марию. И мы все должны стараться подражать Пресвятой Богородице, в особенности те из нас, кто избрал монашеский образ жизни, потому что в стремлении к такому духовному состоянию и есть смысл монашества. Можно сказать, что Пресвятая Дева Богородица была первой монахиней, родоначальницей этого образа жизни и необыкновенным, высочайшим примером для подражания. Она избрала «благую часть», которую никто и никогда не мог у Нее отнять, и мы также должны избирать «благую часть» – не в том смысле, чтобы пренебрегать какими-то необходимыми делами, которые, в сущности, являются заботой о самих себе, а в том, чтобы на первое место всегда и везде ставить пребывание и единение с Господом. Мы должны, подражая в этом Марии, сестре Лазаря, а еще больше – Пресвятой Деве Марии, сидеть при ногах Иисусовых и слушать Его слово. И тогда эта «благая часть» не отнимется от нас, и мы будем истинными монашествующими, а не только по одеянию.

Знаменитый подвижник – Парфений Киевский некогда услышал, что Пресвятая Дева была первой монахиней. Это показалось ему странным, потому что в XIX веке в связи с исследованиями церковных историков бытовало мнение, что монашество основано только в IV веке. На самом деле монашество, по преданию отцов, существовало с I века и все апостолы были монахами. Но преподобный Парфений усомнился, услышав, что Пресвятая Дева была монахиней. Тогда в видении ему явилась Божия Матерь в монашеском одеянии и сказала: «Парфений, Я – монахиня», – и он понял, что в тех словах, которые он ранее слышал, содержится истина. Вы, наверное, не раз видели, что Божию Матерь изображают в одежде игуменьи, стоящей на воздухе над Святой Горой Афон, которую называют уделом Пресвятой Богородицы. Но мне приходилось видеть и другое изображение, видимо, сделанное по подобию Афонского: Божия Матерь в таком же одеянии стоит на воздухе над Ново-Тихвинским монастырем. И дай Бог, чтобы Пресвятая Дева как истинная Монахиня и основательница монашеского образа жизни и, я бы сказал, образа мыслей, действительно была бы Игуменьей нашей обители и образцом пламенной ревности, любви к Богу, любви к молитве.

28 августа 2000 года