О Божественном смирении

Читая Евангелие, мы встречаем такие повествования, которые кажутся нам несовместимыми с нашим представлением (поверхностным в своей сущности) о том, что такое смирение. Мы видим, как Господь гневался и прогонял бичом торгующих из храма, как Он с негодованием смотрел на заблуждающихся жестоковыйных фарисеев. И многое другое мы могли бы найти в Его действиях, где, казалось бы, смирения нет. В последние дни Своей земной жизни, когда уже начинались Его страдания, молясь в Гефсиманском саду, Он говорил: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф. 26, 39). Когда человекоугодливый слуга архиерея ударил Господа по щеке за то, что Он ответил архиерею якобы оскорбительно, то Спаситель сказал будто с обидой: «Если Я сказал зло, то покажи, в чем состоит это зло; если же правильно, то за что Меня бьешь?» (см. Ин. 18, 23). Мы взираем на все это, руководствуясь своим примитивным, узким представлением о смирении, понимаемом нами как некая подавленность, скованность, приниженность, и — недоумеваем.

Для того чтобы постигнуть, в чем же состоит Божественное смирение, не нужно человеческим поступкам безгрешного Господа Иисуса Христа приписывать те мотивы, какие обычно побуждают к действию нас, грешных и падших людей, но должно взглянуть на все дело Божия домостроительства, или Божественную икономию.

Господь, как рассуждают некоторые богословы, смирился прежде всего тогда, когда ограничил, если так можно выразиться, Свою свободу и славу, создав видимый и невидимый мир и предоставив сотворенным Им разумным существам свободу, которую они могли употребить как на добро, так и на зло, как на прославление своего Создателя, так и на хуление Его.

Когда же род человеческий пал, Господь в предопределенное Им время совершил гораздо более великий подвиг смирения — Он сошел с неба на землю. Сошел, или, правильнее сказать, явился, из безграничной, бесконечной славы Божией, вместился в девическую утробу и воспринял на Себя человеческое естество. И в этом также есть непостижимое для нас Божественное смирение. Если мы сравним бесконечную славу, величие Божие и наше человеческое ничтожество, то изумимся таинству воплощения, тому, что Господь облекся в человеческую немощь.

Но и родившись, Спаситель вновь смиряется, ибо возлежит не на материнском ложе, как обычный младенец, а в яслях, где обычно кладут пищу для скота. И на этом не прекращается, не пресекается смирение Господне. Он предает Себя добровольно на позорную смерть. И после вознесения на Крест — да, это вознесение, но едва ли его можно назвать превозношением над людьми, ибо сопряжено оно со страданием и уничижением, — Господь заключает Свое тело, оставленное душой, в пещере, в малом и тесном гробе, в таком месте, какого мы гнушаемся, поскольку всякому человеку естественно гнушаться мертвых тел.

Но и здесь еще не иссякло Божественное смирение. Оставив тело во гробе, Господь сходит Своей человеческой душой и Божественной Ипостасью в «преисподняя земли». Будучи безгрешным, сходит туда, как всякий грешный человек. Будучи бессмертным Богом, сходит туда, как всякий смертный. Вот бесконечная лестница смирения и уничижения Божественного — не потому, что нет конца, но потому что бесконечно начало. Справедливо и премудро говорит преподобный Исаак Сирин, что смирение — это одеяние Божества.

Однако Господь наш Иисус Христос расторг узы смертные, «вереи вечные», как сказано в богослужебных песнопениях, и соединился душой с Пречистым Своим телом, воскрес из мертвых и не только прославил Себя как Бога, но и возвеличил человеческое естество. А вместе с тем прославил и всех нас. Казалось бы, в соответствии с нашим ложным представлением о смирении, о величии и славе Божией, Ему надо было бы оставить это бренное тело на земле, вознестись Своим Божественным естеством и скрыться в безграничной славе Пресвятой Троицы. Но происходит великое и непостижимое чудо: Господь не только исходит душой из ада, но и возносится вместе со Своим телом на небеса и восседает одесную Величия Божия. Он прославил человеческое естество превыше всех умных сил, превыше тех, кого святитель Григорий Богослов называет «вторыми светами» после первого Света, каковым является Пресвятая Троица.

Вот, братья и сестры, в чем состоит глубочайшее смирение Господа нашего Иисуса Христа! Мы не должны судить о Божественном смирении по тем словам и поступкам Спасителя, которые кажутся нам противоположными этой добродетели, ибо любовь иногда заставляет ради спасения ближнего вести себя так, что кажется, будто смирения здесь нет. Но судить о смирении Господнем должно по Его непостижимым, великим и страшным делам.

29 апреля 2000 года