Ровно сто лет назад, 10 июня 1918 года, в Екатеринбурге приняли мученическую смерть двое верных подданных Царя Николая II – генерал Илья Леонидович Татищев и князь Василий Александрович Долгоруков. Они добровольно последовали за Государем в ссылку в Тобольск и Екатеринбург. И 10 июня они были убиты большевиками на окраине Екатеринбурга, за Ивановским кладбищем. Есть сведения о том, что похоронены они были на кладбище нашего монастыря. Это были одни из самых благородных и достойных людей своего времени, и можно надеяться, что сейчас они предстоят пред Богом и молятся о нас.

«Если бы у Русского Царя было больше таких дворян...» Жизнь и смерть И. Л. Татищева, генерал адъютанта Царя Николая II

До наших дней сохранилось немало документов о жизни генерала Татищева, его самоотверженном служении Отечеству, помощи людям, глубокой христианской вере, достойном поведении во время заключения вместе с Царской семьей и, наконец, мученической кончине. «Благородный, идеально честный», «по-христиански милосердный», «человек трогательной доброты» — так отзывались о нем современники. И даже люди, которые в силу обстоятельств были его противниками, говорили о нем с уважением: «Он вел себя достойно», «Он не имел презрения к людям». Генерал Татищев был исполнен благородства и любви к ближним, всем сердцем любил Евангелие, которое знал наизусть и исполнял жизнью.

Илья Татищев родился в 1859 году в семье генерала Леонида Татищева. Интересно, что он был потомком основателя нашего города – Василия Никитича Татищева.

Родители дали Илье Татищеву хорошее образование, но, главное, вложили в его сердце любовь к Священному Писанию и научили милосердию. С детства Илья любил Евангелие. Когда он в 20 лет начал военную службу, мать подарила ему как благословение на дальнейшую жизнь четыре маленьких Евангелия, с которыми он не расставался.

Вся жизнь Ильи Татищева проходила в служении Отечеству: он служил адъютантом у членов Царского дома, был представителем Государя при германском Императоре Вильгельме II. Свою службу он всегда нес ответственно и честно, за что пользовался всеобщим уважением. Сослуживцы и начальствующие говорили об Илье Татищеве, что трудно представить себе более достойного и преданного человека. Обладая милостивым сердцем, Илья Леонидович охотно помогал ближним, часто, по заповеди Евангелия, делая больше, чем его просили. Так, однажды он, приехав поздно вечером домой, обнаружил телеграмму от своего знакомого, который просил посоветовать хорошего педиатра для его больного ребенка. Генерал Татищев не знал никаких детских врачей, но тут же отправился к друзьям собирать информацию. На следующий день он поехал в детскую клинику и в тот же вечер отправил ответную телеграмму с собранными сведениями. Один из его друзей за его всегдашнюю готовность исполнять желания ближних называл его «золотой рыбкой».

Генерал Татищев регулярно исповедовался, причащался и много сил отдавал служению Церкви: был членом Комитета по строительству храма Воскресения Христова (Спаса на крови) в Санкт-Петербурге, а также до конца жизни состоял членом православного Свято-Князь-Владимирского братства.

По свидетельствам современников, Илья Татищев вел жизнь добропорядочную, был человеком скромным и серьезным, далеким от каких-либо светских романов. Глубокую веру Ильи Леонидовича раскрывает следующий случай. Во время одной из поездок вместе с ним в поезде оказался офицер Александр Карамзин. Однажды, зайдя к нему в купе, он увидел его читающим маленькую книжечку. Этот случай он описал в своих воспоминаниях: «Заложив книжечку пальцем, Илья Леонидович поднял на меня светлые детские глаза.

— Что это у вас за книжечка, Ваше Превосходительство? — спросил я. — Смахивает на шпаргалку.

Он искренне рассмеялся.

— Эта книжечка, дорогой мой, мала, но дороже всех книг в мире.

И показал мне крохотное Евангелие. Печать в Евангелии была слишком мелкая, и я поинтересовался:

— Смею спросить, Ваше Превосходительство, а как Вы читаете без очков?

— А я помню текст наизусть и просто держу ее в руках. Как шпаргалку, — и снова засмеялся. — Вам они нравятся? Эти не отдам, то — подарок-благословение моей мамы. Но подарю непременно Вам такие же.

И действительно, через неделю он мне их вручил с советом читать, чаще думать о прочитанном и стараться делать в жизни всё, что возможно, по Евангелию... Эти книжицы я возил с собой всю войну. При одном взгляде на них я слышал его слова — “жить по Евангелию” — и передо мной вставало чудное, полное доброты и света лицо Ильи Леонидовича».

Эта исключительная любовь генерала Татищева к Евангелию открывает всю глубину его веры и дает возможность понять, каким образом ему удавалось в тяжелейших жизненных обстоятельствах сохранять любовь к Богу и ближним. Вряд ли в то время нашлось бы много людей, особенно среди представителей высшего общества России, которые знали бы наизусть все Евангелие. Даже и среди людей духовного сословия это было тогда большой редкостью. Благодаря постоянному чтению Евангелия и стремлению жить по нему, из сердца Ильи Леонидовича изливался мир, а его искренность, простота и любовь к ближним запоминались всем, кто с ним общался.

В 1917 году начался новый период в жизни И. Л. Татищева: февральская революция положила начало его крестному пути вместе с Государем и его семьей. Как вспоминал сын доктора Боткина Глеб, после революции среди придворных началась «оргия трусости и презренной неверности. Большинство не теряли времени и делали всё, чтобы убежать». На этом фоне ярко выделялось благородное поведение генерала Татищева. Именно он сразу согласился последовать за Царской семьей в ссылку в Тобольск. Первоначально Государь предложил это генерал майору Нарышкину, но тот попросил дать ему на обдумывание 24 часа, и Государь отказался от его услуг. Затем Царь сделал то же предложение генералу Татищеву, и тот немедленно согласился, несмотря на то, что в Санкт-Петербурге у него оставалась престарелая больная мать. Звучавшие для многих как приговор, слова о том, что нужно ехать в ссылку с низверженным Царем, для генерала Татищева прозвучали как призыв Божий. Илья Леонидович понимал, что, соглашаясь, он обрекает себя на страдания и поношения. И конечно, не только чувство долга побуждало его к этому, но глубокая вера и стремление исполнить евангельские заповеди. Очевидцы передают его слова: «Кому позволила бы совесть отказать Государю в такую тяжелую минуту! Было бы нечеловечески чёрной неблагодарностью за все благодеяния идеально доброго Государя даже думать над таким предложением, нужно было считать его за счастье». Поручив Господу и Божией Матери свою любимую мать, генерал Татищев, взяв с собой совсем немного вещей, с одним чемоданом в руке отправился в Царское Село и затем вместе с Царской семьей в Тобольск.

В Тобольске Илья Татищев неизменно сохранял свое мирное евангельское устроение и подбадривал окружающих. О достойном поведении генерала Татищева писал впоследствии и генерал М. Дитерихс, который в 1919 году руководил расследованием убийства Царской семьи. По его словам, «благородный и идеально честный Илья Леонидович, с христианской душой и кротким характером, стал в Тобольске общим любимцем. С большим запасом духовных сил, он умел быть всегда спокойным, внося бодрость в окружающих». Татьяна Боткина также писала, что «Татищев был человек христианской души и кротчайшего характера», «проникнутый духом христианского милосердия».

Безграничная любовь Ильи Леонидовича к ближним трогала и самые черствые сердца. К генералу Татищеву хорошо относился даже такой человек, как Николай Родионов, командир отряда красногвардейцев, охранявших Царскую семью в Тобольске – человек, «не знавший жалости». Однако, по воспоминаниям Пьера Жильяра, «увидев Татищева, Родионов сказал ему: “Я Вас знаю. Я Вас видел в Берлине. Вы — хороший человек. Вы никогда не имели презрения к людям. Я готов Вам помогать, как могу”. Татищев ответил: “У меня есть одна просьба, и я буду благодарен, если Вы ее исполните. Прошу, чтобы меня не отделяли от Государя”. На это Родионов сказал: “Я буду стараться, но я только член областного комитета и больше ничего”». Однако после этого разговора Н. Родионов стал предупредительным с Татищевым и оказывал ему знаки внимания. Именно через Татищева заключенные стали обращаться к Родионову с различными просьбами.

Во время Великого поста все узники, в том числе и генерал Татищев, постились, исповедовались и причащались.

Когда Император был отправлен в Екатеринбург, Илья Татищев в отличие от многих ясно понимал, что приближается конец, и ждал этого без страха, с верой, мужеством и упованием на Бога. Глеб Боткин писал: «Генерал Татищев сохранял глубочайшее спокойствие. Он говорил с тихой улыбкой: “Я приехал сюда, зная, что мне не удастся спастись. Все, что я прошу, это чтобы мне разрешили умереть с моим Императором”». В этом спокойствии, с которым генерал Татищев смотрел в лицо смерти, выражалась его внутренняя готовность к мученической кончине.

Прибыв в мае с Царскими детьми в Екатеринбург, И. Л. Татищев был сразу разлучен с ними: Царских детей отвезли в дом Ипатьева, а местом заточения генерала стал арестный дом. В тюрьме И. Л. Татищев довольствовался скудным пайком. Ему разрешили покупать продовольствие, но он отказался. У него были только деньги Царской семьи, и он даже помыслить не мог о том, чтобы использовать их для себя. Обстановка в тюрьме была тяжелой. Почти каждую ночь вызывали кого-либо на расстрел. Генерал Татищев, забывая о себе, старался утешить тех, кто находился рядом, часто беседовал с арестованными и поддерживал в них бодрость. Безусловно, мужественно переносить заключение Илье Леонидовичу помогала молитва и знание наизусть Евангелия. Кроме того, арестованных по воскресеньям пускали в церковь, где соборно служили заключенные священники.

10 июня 1918 года стало последним днем жизни генерала Татищева. Вместе с князем Долгоруковым он был без суда и следствия расстрелян на окраине Екатеринбурга в лесу возле Ивановского кладбища. Тела были брошены на месте убийства; их нашли через некоторое время. Останки были погребены сестрами Ново-Тихвинского монастыря.

Убийство Татищева вызвало удивление у многих людей, знавших его. Поручик Толстоухов вспоминал: «Столь зверское убийство было для нас… загадкой, т. к. такой человек, как И. Л. Татищев, необыкновенно добрый, отзывчивый человек, казалось, даже таких озверевших людей, как большевики, не мог вызвать на убийство».

Генерал Татищев оставил глубокий след в памяти современников. Он был для всех образцом благородства, честности, верности своему долгу и безграничного терпения. В годы благополучия он, по видимости, не был особенно близок к Царской семье, но однако именно о нем вспомнил Государь, когда наступило время страданий и изгнания, и именно в нем нашел поддержку. Полковник Федор Винберг писал: «Он дал пример всему русскому дворянству, как следует вести себя человеку, верному заветам чести не только на словах и в то время, когда все идет благополучно, но и в самых трудных условиях трагически обернувшейся обстановки жизни. Если бы у Русского Царя было больше таких дворян, как Татищев, то не только не смогла бы революция оказать такого губительного действия на нашу Родину, но самой революции не было бы…».

Верность и мужество, огромная внутренняя сила генерала Татищева были плодом глубокой и искренней веры. Он всегда старался жить по Евангелию, заповеди Христовы стали для него внутренним стержнем. И во время испытаний он вел себя так, как повелевала ему христианская совесть и безграничная любовь, которую он носил в своем сердце. Заповеди Христа он исполнил до конца, вплоть до положения жизни за друзей своих.

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Подвиг князя В. А. Долгорукова

«У русского, по свойству восточного православного исповедания, мысль о верности Богу и Царю соединена воедино, — писал святитель Игнатий (Брянчанинов). — Русские, не только воины, но и архиереи, и бояре, и князья, приняли добровольно насильственную смерть для сохранения верности Царю». Такую смерть, по словам святителя, Христос принимает как мученичество за Него Самого: приносящие «жизнь свою в жертву Отечеству, приносят ее в жертву Богу и сопричисляются к святому сонму мучеников Христовых». Одним из таких страдальцев стал и князь Василий Александрович Долгоруков.

Он родился в 1868 году в семье князя Александра Долгорукова. В течение 22 лет, с 1896 года, князь В. А. Долгоруков преданно и самоотверженно служил в свите Императора Николая II. Его верная служба Государю прервалась только с мученической кончиной обоих.

Отличительной чертой князя Долгорукова была его самоотверженность, его умение забывать о себе ради других. В своем образе жизни он был непритязательным и скромным, несмотря на то, что постоянно находился при дворе. Он не любил шумных развлечений и торжеств; был открытым и простым в общении и всегда уклонялся от любых придворных интриг и сплетен, которые были совершенно неприемлемы для его христианской совести. Ему были присущи безукоризненная честность и высота духа. Протопресвитер Георгий Шавельский писал о нем: «Князь В. А. Долгоруков был бесконечно предан Государю. Его честность и порядочность во всех отношениях были вне всяких сомнений».

Князь был верным сыном Православной Церкви, он регулярно посещал храм, молился на богослужениях, участвовал в таинствах Исповеди и Причастия, благотворил храмам, действовавшим в его имениях.

Свое служение при Государе князь Долгоруков нес с полным забвением себя. Любые поручения он исполнял в точности, несмотря на неизбежно возникавшие трудности.

В полной мере его самоотверженность, честность и благородство проявились во время революционных событий. Как вспоминают современники, князь Долгоруков до последнего момента не верил в возможность революции: будучи идеально честным и преданным, он не мог себе представить низости и предательства со стороны других людей. После отречения Императора от престола в марте 1917 года, князь В. А. Долгоруков стал единственным из всех членов свиты, находившихся в Ставке, кто добровольно последовал за Государем под арест. Для князя не имело значения, что тем самым он обрекает себя на страдания. Он думал только о том, как поддержать и утешить Государя в этих трагических обстоятельствах. Очевидцы передают слова князя, которые он повторял в сильном волнении, переживая за Царя: «Не нужно преследовать своих личных интересов, а беречь его интересы».

Князь Долгоруков второй слева

Полковник Е. С. Кобылинский рассказывал впоследствии о том, как он встречал поезд, на котором Государь прибыл в Царское село: «Я не могу забыть одного явления, которое я наблюдал в то время. В поезде с Государем ехало много лиц свиты. Когда Государь вышел из вагона, эти лица посыпались на перрон и стали быстро-быстро разбегаться в разные стороны, озираясь по сторонам, видимо проникнутые чувством страха, что их узнают. Сцена эта была весьма некрасива». Государь быстро вышел из вагона, не глядя ни на кого, прошел по перрону и сел в ожидавший его придворный автомобиль. Из всех, сопровождавших Государя в поезде, лишь один верный князь В. А. Долгоруков последовал за ним. С достоинством, словно не замечая обращенных на него взглядов, он занял место в машине рядом с Императором. Среди общего страха и предательства Василий Александрович сохранил мужество и силу духа. Его христианская совесть не позволила ему даже помыслить о том, чтобы оставить Государя: он предпочел разделить с ним крест уничижения и позора. Даже убежденный противник монархии, депутат Государственный думы А. А. Бубликов отмечал, что в те дни из свиты Императора «с действительным достоинством держал себя только обер-гофмаршал Высочайшего двора князь Долгоруков». Прибыв во дворец и став свидетелем встречи Государя с близкими, князь Долгоруков от сострадания не мог удержать слез. Во все время пребывания под арестом в Александровском дворце князь Долгоруков постоянно был рядом с Царем, вместе с ним гулял, трудился, утешая его своей преданностью.

Василий Долгоруков сопровождал Августейших узников и в Тобольск, стараясь и там всячески облегчать их жизнь. В заключении стала гораздо глубже вера Василия Александровича, все свое упование он возлагал на Господа. Князь с любовью и благоговением участвовал во всех богослужениях, он каждый день с верой молился Господу о ниспослании Его всесильной помощи и утешал других, советуя возлагать всю печаль на Бога. Его письма близким из Тобольска проникнуты искренней верой в Бога и надеждой на Его заступление. «Я молю Бога о помощи», – писал он матери. «Я молюсь Богу, чтобы Он заботился о вас и дал вам силы и мужество, чтобы перенести все эти ужасы, — писал он ей и ее супругу графу П. К. Бенкендорфу. — Будем верить, что один Бог хранит нас, и не будем забывать о Нем…». «Я не теряю душевного равновесия и не срываюсь, Бог мне помогает… мы должны положиться на благость Божью. В конце концов, только Бог знает, что произойдет дальше; нам понадобится много мужества и надо будет много молиться». «Я не падаю духом и молюсь».

Вера укрепляла князя Василия Александровича и помогала ему, как и другим узникам, переносить тяготы ссылки в Тобольске, лишения и нравственные страдания. Главным утешением была для него молитва, участие в таинствах Исповеди и Святого Причащения. Он часто писал близким о своей радости от посещения храма, описывал, как ему нравится старинная Благовещенская церковь, находившаяся неподалеку, как трогательно все узники проводили праздник Рождества Христова. Во время Великого поста Василий Александрович вместе с Царской семьей усердно говел, посещал все богослужения, готовился к Исповеди и Причастию. «Мы молились всю эту неделю и сердцем я полностью с вами. Подумайте обо мне сегодня и простите меня. Нам разрешается ходить в церковь в среду, пятницу и в субботу с утра. В другие дни богослужение проходит в зале большого дома», — писал Василий Александрович своим родным во вторник первой седмицы. В пятницу же все, в том числе и князь В. А. Долгоруков, исповедовались, а на следующий день приобщались Святых Таин.

Из писем князя Василия Александровича видно, что и во время добровольного заключения в Тобольске он думал не о себе, а только о страдающих ближних. «Нам часто очень больно за них», – писал он родным о Царской семье. Условия жизни в ссылке были и для него самого, конечно, очень тяжелы в сравнении с прежней жизнью в столице. В Тобольске ему приходилось терпеть недостаток в пище, одежде, бытовых удобствах. Однако князя это не заботило. Он не прилагал особых усилий, чтобы улучшить свое существование (как это делали некоторые другие члены свиты), но старался сделать все возможное, чтобы хоть как-то облегчить жизнь Августейших узников: делил с ними досуг, беспокоился об условиях проживания и оплате служащих, заботился о хозяйстве семьи, пытался найти денежные средства. Он, как мог, развлекал Царских детей, чтобы им легче было переносить тяготы заключения. По воспоминаниям Т. Е. Мельник-Боткиной, царские дочери зимой во дворе часто «устраивали… грандиозную возню с Алексеем Николаевичем, князем Долгоруковым и Жильяром… Они все неистово боролись, сбрасывая друг друга в снег, и громко смеялись». Это нашло отражение и в дневнике Государя: «Гуляли долго, дети, как всегда, возились отчаянно с В. Долгоруковым и Mr. Gilliard». О самопожертвовании и любви князя Долгорукова писали в своих дневниках как члены Царской семьи, так и свита. Василий Александрович вместе с Е. С. Боткиным взял на себя неприятную обязанность – общаться с представителями новой власти и передавать им просьбы Царской семьи. Князь неоднократно ходатайствовал перед комиссаром В. С. Панкратовым о предоставлении узникам более свободного режима, о разрешении им прогулок по городу и окрестностям, о посещении храма. Это требовало от Василия Александровича большого терпения, смирения и кротости, поскольку на большинство просьб власти отвечали грубым отказом.

В апреле 1918 года князь В. А. Долгоруков был избран сопровождать Государя, Государыню и великую княжну Марию Николаевну, которые были вынуждены покинуть Тобольск по приказу Чрезвычайного комиссара ВЦИК В. В. Яковлева. По прибытии в Екатеринбург он был сразу же арестован и заключен в арестный дом на Ночлежной площади. В тюрьме он сильно страдал от почечных колик и болезни предстательной железы, но и в «ужасных страданиях», как сам он выражался, он сохранял верность Государю и написал несколько заявлений в Уральский облсовет с просьбой о переводе к остальным узникам в дом Ипатьева. Однако все его просьбы остались без ответа. Будучи сам тяжело болен и постоянно страдая, Василий Александрович не переставал, тем не менее, заботиться о благе Царской семьи. По воспоминаниям находившегося в то время в той же тюрьме князя Г. Е. Львова, князь В. А. Долгоруков «сильно убивался по поводу отобрания у него комиссаром… тюрьмы царских денег», «Долгоруков… был сильно потрясен всем случившимся с ним; Царской семье предан». Василий Александрович, даже находясь в тюрьме, думал о других страдающих людях: он неоднократно обращался из тюрьмы и к вице-консулу Великобритании Томасу Гильдебранту Престону, умоляя его помочь Августейшим узникам, о чем стало известно из воспоминаний последнего. Конечно, князь Долгоруков, который и в предыдущие месяцы ссылки молился о том, чтобы Господь укрепил его, теперь, в тюремной камере, в особенности много молился, прося дать ему силы претерпеть все испытания.

28 мая / 10 июня 1918 года вместе с генералом И. Л. Татищевым он был расстрелян большевиками на окраине Екатеринбурга. Тела их впоследствии были найдены и погребены насельницами Ново-Тихвинского женского монастыря. Так князь Василий Александрович Долгоруков исполнил делом возвышенную заповедь Евангелия: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».