«Не горело ли в нас сердце наше?» Старец Эмилиан глазами духовных чад

5 октября – день, в который в 1934 году родился великий старец нашего времени, схиархмандрит Эмилиан (Вафидис). В память о нем публикуем беседу, которую провел еще до кончины старца его духовный сын, духовник женского монастыря Преображения Господня (Франция) архимандрит Илия.

Царь Соломон в своей вдохновенной пророческой молитве, обращаясь к Премудрости Божией, то есть к воплощённому Слову Божию, ко Христу, испрашивал у Бога мудрости и восклицал: «Какой человек в состоянии познать совет Божий или кто может уразуметь, что угодно Господу?» Таких людей очень мало. Они приходят раз или два в столетие. И вот о таком человеке я и хочу сегодня вспомнить.

Я хочу рассказать вам об одном из тех, кто сохранил традицию Добротолюбия и передал её нам, — об архимандрите Эмилиане, игумене монастыря Симонопетра на горе Афон. Старец Эмилиан заслуживает того, чтобы быть включённым в список отцов, труды которых находятся в Добротолюбии. Его «Слово о молитве», вышедшее в книге «Печать истинная», будет когда-нибудь находиться рядом с текстами святых Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, Петра Дамаскина и Симеона Нового Богослова. Но сейчас ещё не пришло время, чтобы произведения старца Эмилиана стали широко известны. Для того чтобы понять его учение, необходимо приложить усилие, а людям в наше время это очень тяжело. И тем не менее его учение доступно, и Геронда нам это показал.

Надо только решительно устремиться к Богу, а не насыщать свой ум различными телевизионными зрелищами, электронными играми и наркотиками разного вида, вещественными и психологическими, которые уводят душу от того, в чём заключён смысл её существования, — от единения с Богом и пребывания в Боге!

Книги Старца являются светом для всех, кто приступает к ним с сердцем, жаждущим Бога. Его книги не развлекают, а поставляют нас непосредственно перед Богом, открывая нам, кто есть мы и кто есть Он: Его великолепие и нашу нищету. Книги Старца открывают нам глаза на самих себя и одновременно открывают нам Того, Кто невидимо присутствует среди нас. Автор призывает нас быть похожими на Спасителя, по слову апостола Павла: «Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня духа».

Итак, вы, возлюбившие Красоту — а слово «филокалия» (добротолюбие) означает «любовь к красоте», — можете увидеть в старце Эмилиане один из отблесков этой Красоты. И действительно, всё, что мы увидели в нём и услышали от него, есть плод его личного общения с Богом.

Когда старец ещё был молодым монахом в монастыре около Трикал, однажды ночью он молился святому Виссариону, и во время этой молитвы Бог явился ему. Можно сказать, что он стал свидетелем Преображения, был накрыт тем самым сияющим облаком, которое сошло на трёх учеников, бывших рядом со Христом, а также на святых пророков Моисея и Илию.

Сколько святых видел отец Эмилиан? Никто об этом никогда не узнает, потому что старец о своем личном опыте никогда не говорил. И тем не менее, собирая разные обрывочные свидетельства, мы немного узнаём об этих встречах. Святой апостол Павел, святитель Иоанн Златоуст и святая Мария Магдалина — вот имена, которые мне доводилось слышать лично.

Всем его ученикам известно, что он был свидетелем того, как великие Каппадокийские иерархи совершали Литургии в доме его бабушки с дедушкой. Вы можете себе это представить? Святитель Иоанн Златоуст, святитель Василий и святитель Григорий сослужат друг другу в частном доме! И это происходит не в какие-нибудь Средние века, а в середине ХХ века! Вы понимаете, что невозможно не иметь особой веры к такому человеку.

Мы не только знали, что он — человек Божий, но мы понимали, что всё, что он нам говорит, — в личной ли беседе или во время беседы с братией — это слово, сказанное со властью. Старец не учил подобно людям, которые говорят о том, что они узнали от других или вычитали в книгах, но всегда говорил то, что сам узнал от Бога или то, что ему было открыто святыми. Он особенно любил святого апостола Павла, и можно было бы в его уста вложить слова апостола: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его. А нам Бог открыл это духом Святым».

Мы все находились под глубоким впечатлением от того, как старец служил Божественную Литургию. Его внимание было напряжено до крайних пределов, и мы чувствовали, что он находился вне этого мира. Он не останавливал свой взгляд ни на чём земном, но был всецело сосредоточен в Боге. Сослужить Литургию старцу означало быть свидетелем подлинного преображения. И хотя для нас самих духовная реальность была закрыта, однако даже нам было очевидно, что он пребывал с Ангелами и ничто не могло его волновать.

Я помню, как я видел его в Церкви святого Георгия в Константинополе сослужащим Патриарху, митрополиту и епископам. Все были в высшей степени благообразны, но от него исходило особое сияние, и его действия напоминали литургические действия Ангелов. Это было нечто подобное тому, что мы видим на фресках Литургии Ангелов. Как Ангелы подносят к престолу Царя Славы облачения для совершения Литургии, точно так же и Геронда подносил воздух или омофор…

Без сомнения, Литургия была для старца Эмилиана особым местом встречи с Богом. И во время Литургии Господь извещал его о том, что ему необходимо было знать. Мы порой видели, как старец, дожидаясь окончания антифонов или какого-нибудь песнопения, перед тем как дать возглас, записывал что-то в малюсеньком блокнотике, который всегда носил с собой.

С именем архимандрита Эмилиана, выдающегося последователя «филокалической» традиции, тесно связано возрождение монашеского делания на Святой Горе в последней четверти ХХ века. Это возрождение выражалось в расцвете прерванной исихастской традиции, которая до тех пор сохранялась и передавалась лишь в отдельных монастырях и каливах Афона. В этих каливах жизнь была подлинно возвышенной.

Помню, как вместе с несколькими другими монахами я видел в каливе святителя Василия монаха, который бежал из своей келии к часовне и звал: «Папý, папý!» «Папý» — это ласковое обращение к старцу. Видя, что мы пришли, монах побежал в часовню сказать: «Папý, папý, радуйся, вот монахи приехали повидать тебя!» И когда мы вслед за ним вошли в часовню, тот самый «Папý» нас действительно ждал… почивая в своём ковчежце вот уже две или три сотни лет! Но для того монаха он был жив! Так глубока и тесна была их духовная связь! И не подумайте, что всё это плод воспалённого воображения! Совсем нет! Это и есть общение со святыми через веру. Такова наша взаимная близость: время или смерть разделяют нас не более, чем расстояние!

В крайней южной точке Афонского полуострова, в той его части, которая называется «пустыней», жили калогери, что можно перевести как «прекрасные, благородные старцы». Они жили в строгой аскезе, в непрестанной молитве, согласно учению, известному нам из Добротолюбия. Среди них наиболее известны преподобный Иосиф и его ученики, которые все стали игуменами больших монастырей. Мы хорошо знали одного из учеников старца Иосифа — папу Ефрема. Он сыграл значительную роль в жизни старца Эмилиана. Я лично присутствовал на одной из их последних встреч.

Отец Эмилиан более часа поднимался по крутому подъёму, отделявшему пристань от каливы папы Ефрема, и сильно утомился. Старец Ефрем был тогда уже почти слепой, но, когда они оба поняли, что приближаются друг ко другу, они надели рясы и, отказавшись от всякой помощи и поддержки, побежали с распростёртыми объятиями навстречу друг к другу. И папа Ефрем кричал: «Аминь, аминь, благословен грядый во имя Господне!» Причём оба они сияли от радости, которая передавалась всем окружающим. И это была действительно святая встреча двух блистательных светил!

В 70-х годах расцвет начался почти одновременно в разных афонских монастырях: многие обители стали оставлять идиоритмический образ жизни и возвращаться к традиционному общежитию; в Ивироне просиял отец Василий; недалеко от монастыря Ставроникита жил монах-отшельник отец Паисий, недавно прославленный в лике святых.

В это же время в монастырь Симонопетра пришел старец Эмилиан с общиной, собравшейся вокруг него ещё в монастыре Метеоры. Молодое братство восприняло афонскую традицию и устав Афона благодаря жившим в Симонопетре старцам, строгим хранителям устава. А присутствие такой харизматической личности, как старец Эмилиан, обогатило эту традицию и преобразило. И нужно было видеть, как уходили из жизни эти старцы! Один из них, отец Геласий, на протяжении двух месяцев прикованный к постели, в какой-то день вдруг поднялся и пошел проклепать к вечерне. Сделав последний удар в било, он снова возлёг на свой одр и заснул вечным сном. Разве не прекрасным было это его прощание с братией?

С тех пор духовное возрождение Святой Горы продолжается. Старец Эмилиан внёс в него свою лепту, и не такую уж малую. Кажется, папа Ефрем сказал, что теперь на Святой Горе наступил «золотой век».

Кто не был пленён доброй улыбкой Старца, не сходившей с его уст? Это была не натянутая улыбка, но настоящая, происходящая от внутренней радости, от счастья встречи с другим человеком. Его глаза пронизывали твою душу насквозь и давали понять, что он всё увидел, всё понял, и что он знает, каков твой путь.

Старец никогда не принимал человека формально, но делал это от всего сердца. Встреча с кем-либо отрывала его от молитвы, однако же он никогда не позволял себе показать и тени усталости, и всё его внимание было устремлено только на вас. Он отключал телефон, закрывал дверь и слушал вас, смотрел на вас, давал время успокоиться, так что постепенно ваше сердце раскрывалось.

Он непременно предлагал прохладительный напиток и угощал сладостями, но сам при этом не ел, а принимался расспрашивать вас о ваших переживаниях, семье, нуждах и постепенно завоёвывал полное доверие, хотя совсем не навязывал себя вам. Он чрезвычайно дорожил свободой всякого человека. Он никогда не вмешивался в чужую жизнь, если человек сам его об этом не просил. Своим духовным чадам он никогда не давал одинаковых советов, но смотрел на то, что каждый мог и хотел дать Богу сообразно со своей мерой. Старец был внимателен к промыслу Божию о каждом человеке, к личному призванию каждого.

Его духовная красота особенно сияла во время Божественной литургии. Всё у него было просто, без каких-либо эффектов в голосе и сентиментальностей, однако сила, напряжённость его молитвы чувствовалась в ритме произносимых слов, в их музыке, в красоте движений, которые были не обыкновенными, но символичными. Но главным образом сила молитвы выражалась в его взгляде. Он не сводил взгляда с Того, Кому служил, и с тех, кому он сослужил, то есть с ангелов. Он предстоял перед Незримым и взирал на Незримого. Думаю, что таким же видели евреи Моисея на Синае, когда он, сияющий, спускался со священной горы.

В учении Старца выражалась глубина его духовных переживаний и живое ощущение присутствия Бога. Он всегда подчёркивал, что вера состоит не только в простом исповедовании существования Бога, но в том, что ты веришь, знаешь, чувствуешь и видишь, что Бог непрерывно действует в мире, в истории, в Церкви и в реальной жизни людей.

Мне посчастливилось сопровождать Старца в нескольких его поездках по приходам и епархиям, где он проводил беседы. Слушавшие его люди приходили в восторг, бывали потрясены. Сколько людей испытывало внутренний переворот благодаря его словам? Он говорил не как человек, знающий святых отцов и великих богословов, но говорил со властью, то есть с полным знанием дела. Говорил от собственного опыта, который старался передать другим.

Чтобы приготовить слово-наставление, он молился всю ночь, а утром делал лишь краткие заметки, на основе которых потом говорил перед своей аудиторией. Так появлялись его беседы, выражение опыта, внушённого Святым Духом.

Старец учил нас чувствовать действие Божие в истории. Помню, как он плакал среди руин Константинопольского Студийского монастыря, который дал миру великое множество святых.

Я подумал, что Старца охватила печаль об уничтожении целого мира, и, не удержавшись, стал расспрашивать его об этом. Но я ошибся! «Нет, — говорит он мне! — Разве ты не понимаешь, что поколения монахов, обитавших здесь, до сих пор живы?! Не чувствуешь, что мы находимся в единении с ними здесь и сейчас?! Камни, что здесь лежат, до сих пор воспевают Славу Господню и будут воспевать её до конца времён! Вот что меня трогает и радует до глубины души!» Ту же радость, сияющую на его лице, я видел в церкви Святой Софии в Никее, там, где некогда собрались отцы и по наитию Святого Духа выразили христианскую веру в догматах.

«Церковное собрание» — вот выражение, которое часто встречается в беседах Старца. «Церковное собрание» — это не просто собрание верующих, объединённых одним идеалом или даже общей верой! Но это опыт глубокого, сокровенного общения между людьми, собравшимися во имя Христа, Который находится среди них. А когда Господь находится посреди двоих или троих, собранных во имя Его, Он не третий или четвёртый, пришедший дополнить группу, но Он реально воплощается в этом собрании, и это собрание являет собой Тело Христово, глава которого — Иисус, а члены — мы, что и называется Церковью.

И говоря о Старце Эмилиане, мы говорим именно о человеке Церкви. Прежде всего он монах, посвящённый Богу с детства, и он, как апостол Павел, хотел, чтобы все были похожи на него, чтобы все познали то же блаженство, что и он. Неудивительно, что у Старца больше бесед на монашеские темы, чем о жизни в миру. Старец собирал монахов и монахинь несколько раз в неделю, чтобы ободрить и наставить их, тогда как на приходах он бывал редко, хотя на его беседы всякий раз собиралось по несколько сот человек.

Его наставления совершенно поразительны. Я приведу лишь одну цитату, чтобы вы себе представили, что можно найти в его беседах: «Человек, который радуется, может мгновенно взойти на небо. А тот, кто скорбит, томится, отчаивается, не может ни молиться, ни помнить о Христе. Зачем ты изнуряешь своё сердце? Как в таком состоянии ты войдёшь в рай? “Радуйся”, — будем говорить себе и ближним. И чем более переменяются дела мира сего, тем более радостными и спокойными будем мы. Почему? Потому что умерщвлена смерть, и небо стало нашим. Смерть во все времена являлась проблемой для человека. Но смерть поглощена, и сейчас уже с радостью и миром, вместе с Церковью мы можем шествовать к вечной жизни. Молитва поможет нам в этом.

Искушения, с которыми мы столкнёмся в жизни, укрепят нашу веру. Скорби, трудности — это “сделка с Праведным Судией”. Мы даём несколько грошей, то есть трудимся, утомляемся, испытываем неприятности, терпим немощи, — а взамен получаем миллионы. Так наша жизнь превращается в невыразимую радость».

На одной беседе Старец говорил, что духовного человека можно узнать по тому, что он никогда не разговаривает о себе и не занимается собой, но всегда отступает на второй план, уступает дорогу другим. Это называется смирением. Сам Старец никогда не говорил о своих духовных опытах, как о своих, но рассказывал о них так, будто их переживал кто-то другой… Таким образом мы получили, например, свидетельство о том, что он никогда не согрешал произвольно, по сознательному выбору. Это, однако, не мешало ему чувствовать единение с грешниками, какими являемся мы. Когда мы исповедовали свои личные грехи, Старец относился к ним без какого-либо снисхождения, иногда даже проявляя чрезвычайную строгость. Но в то же время он говорил: «Мы все грешные». И в слове «все» он заключал полное сознание теснейшей связи, которой мы онтологически соединены друг с другом, так что опыт одних людей, хороший он или плохой, оказывается достоянием других.

Таким образом, святые несут наши грехи, в которых они не виновны и за которые не ответственны, и напротив, их святость оказывается нашим достоянием, как и святость Христа, Единого Святого. В противном случае, мы не были бы членами Его Тела.

Одно из дарований Старца Эмилиана поражает меня больше всего. Это его способность излагать величайшие тайны простыми словами, приспособленными к нашей эпохе и к нашему восприятию. Причём Старец преподносил нам эти тайны не для того чтобы мы поняли их логически, но для того чтобы посвятить нас в них, помочь нам проникнуть в них, сделать их для нас доступными, то есть вызвать в нас желание вкусить их. В своих беседах всякий раз он показывает нам мир преображённый, но доступный. В то же время с нашей стороны требуется усилие, чтобы войти в него. Старец разъясняет нам, что нам необходимо делать. Он учит нас изменяться, преображаться и показывает нам, какова наша роль в этом преображении. Он предъявляет к нам высокие требования, утесняющие наше «я» и понуждающие нас отречься от комфорта и покоя. То есть он подробно говорит о таких вещах, которые нам, существам вялым и инертным, кажутся сверхчеловеческими, но благодаря его наставлениям они становятся доступными.

Бдение и пост, борьба с самыми потаёнными помыслами, уклонение и отвращение от греха, сопротивление искушениям, приготовление к литургии и причастию — вот чему учит нас Старец. Конечно, некоторые его поучения кажутся ужасно строгими… Но Старец призывает нас не к ветхозаветной практике, а к тому, чтобы сегодня, в нашем веке быть учениками Христа Живого и Воскресшего, сидящего одесную Отца в обществе ангелов. Под «ветхозаветной практикой» я подразумеваю любое обрядническое, законническое, формалистское понимание Церкви. Нет, со Старцем мы ходили в церковь не потому, что закон или правила приличия того требуют, и не потому, что церковь – это носитель священной традиции, но потому, что там происходит наша сокровенная, живая и животворная, личная и общая встреча с нашим Богом, живым, любящим и обоживающим, величественным и смиренным. А иначе мы не понимаем, для чего ходим в церковь!

Уже в течение 20 лет Старец Эмилиан болен (беседа произнесена еще до кончины старца). Он прикован к постели, и кажется, будто он не реагирует на внешний мир. Старец, столь лучезарный, столь нужный людям, очень быстро ослаб. Примечательно, что он осознавал, какой путь поведёт его ко Кресту, но он никогда не расставался со своей улыбкой, со своей абсолютной покорностью воле Божией. Никакого сожаления, никакой нервозности, беспокойства, никаких жалоб, лишь явно «печальная» радость.

Своей жизнью, Божественной святостью, своей ревностью, воодушевляющим учением, состраданием и огромной любовью Старец совершенно уподобился Христу. Мы все могли бы сказать: «Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» Если быть христианином значит иметь в себе «те же чувствования, какие и во Христе Иисусе», то же расположение духа, то в этом Старец Эмилиан подаёт нам совершенный пример.

Однако окончилось ли, остановилось ли его дело с его болезнью? Конечно, нет! Мне рассказывали, что Старец, когда только началась его столь долгая агония, сделал такое признание: «Теперь я приступаю к своему деланию». Это сказал человек, который уже столько сделал! И сказал он это тогда, когда, казалось, впал в полное бездействие!

В качестве заключения приведу вам центральную мысль завета, оставленного нам архимандритом Эмилианом: «Святой Иоанн Златоуст говорит в своем «Огласительном слове» на Пасху: мы все призваны в Царствие Божие. И первые, и вторые войдите в брачный чертог Христов. Ты первый? Ты второй? Ты миллионный? Призови имя Господне с верой, и ты тут же поймешь, что и ты званный в Царствие Божие. Мы все дети Божии…

Апостолам, святым, всем христианам говорит Господь: “Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах”. Написаны на небесах ангелы и архангелы, написаны и мы. Господь ждёт, когда мы войдем в радость Его. Первые, вторые, третьи — все да будем исповедовать Бога своей радостью и да станем похвалой нашей Церкви, словно все мы – апостолы и мироносицы, и прежде всего горячие почитатели Иисуса Христа, чтобы каждый день ощущать пасхальную радость.

С этой радостью я покидаю вас и горячо желаю вам словами апостола Павла: «Братья мои, радуйтесь», «радуйтесь и сорадуйтесь мне». «Всегда радуйтесь».

Перевод беседы выполнен сестрами Александро-Невского Ново-Тихвинского монастыря