Некоторые из знавших матушку Георгию говорят, что она была живой частичкой святой Руси. Она родилась в 1914 году и прожила целую эпоху: прошла через скорби, через войну, видела и уничтожение Православной России, и ее возрождение. Ее духовным отцом был преподобноисповедник Игнатий (Кевролетин), а постриг она приняла от известного старца Амвросия Балабановского. И сама она – заботливая, трудолюбивая, смиренная и радостная – была для нас словно солнышком, согревавшим в любое ненастье.
Сегодня девятый день со дня кончины нашей сестры во Христе – монахини Георгии (Ярутиной). И мы, вспоминая ее долгую жизнь, полную и настоящих скорбей, и настоящей духовной радости, просим молитв о ее упокоении в селениях праведных.
Ее семья была воистину «малой Церковью». О дедушке монахини Георгии, Дмитрии Яковлевиче Ярутине, можно было бы написать отдельный рассказ. Он был купцом первой гильдии, держал в селе Соколово собственный магазин. Товары там были разные: и ткани, и разный хозяйственный скарб, и продукты. Дело свое он вел честно, не наживался за счет других. Односельчане часто брали товары в долг – он никогда не отказывал. Однажды произошел такой случай. В магазине было много покупателей, и вдруг заметили, что какая-то женщина тайком взяла кусок материи и вышла на улицу. Люди подняли шум, а Дмитрий Яковлевич серьезно сказал: «Не бегите за ней! Пусть берет. Значит, ей надо».
Монахи и монахини, ездившие по деревням «за сбором», не только получали от него деньги, но и останавливались в его гостеприимном доме. Довелось ему принимать восьмерых монахов, приехавших из Иерусалима; он дал им лошадь, и они ездили по деревням, собирали пожертвования на свой монастырь. Сам Дмитрий Яковлевич подал им такую крупную сумму, что она оказалась больше, чем они собрали в округе за восемнадцать дней.
Был купец трезвенником, никогда не выпивал. На свадьбе сына уговорили его выпить рюмку. Он послушался, а через несколько минут с удивлением сказал жене: «А ведь я опьянел». И больше уже на уговоры не поддавался. До самой смерти Дмитрий Яковлевич соблюдал посты. Однажды в голодные годы соседка принесла ему кусок скоромного пирога – просила помянуть родных. Он откусил, да вспомнил, что сегодня пятница и заплакал: «Что я наделал!».
В 1929 году семью раскулачили. Вскоре Дмитрий Яковлевич, после тяжелой болезни, скончался.
Отец матушки Георгии – Никита – был достойным сыном своего отца. Ходил в храм, бывал богомольцем в монастыре на Белой Горе (той самой, которую называют Уральским Афоном), видел архимандрита Варлаама (Коноплева), будущего священномученика. Всю жизнь Никита глубоко почитал схимонахиню Евфросинию (Мезенову)[1], или Аннушку, как все ее называли, – подвижницу, известную своей святой жизнью. Она приходилась Никите троюродной сестрой. Во время Первой мировой войны перед уходом на фронт он пришел за благословением к Аннушке, получил от нее крестик, а потом сильно сокрушался, когда потерял его. Аннушка прислал ему на фронт новый, и он верил, что именно этот крестик и ее святые молитвы сберегли его в боях. Его дочь Глафира (будущая монахиня Георгия) унаследовала это почитание, она всю жизнь ухаживала за могилой Аннушки, устраивала дважды в год поминальные обеды в ее честь.
Маме матушки Георгии – Анисье – тоже доводилось встречаться с подвижниками. В школе она училась с мальчиком по имени Савва; это был очень кроткий мальчик, но его все обижали. Он молчал, никогда не жаловался, только слезы вытирал. Учительница посадила его с Анисьей, и девочка пустила его к стенке, а сама села с краю парты, чтобы драчуны не дотянулись до Саввы. После школы Савва поступил в Белогорский монастырь, там и увидела его однажды приехавшая помолиться Анисья. Он был келейником архимандрита Варлаама и в 1918 году вместе с ним претерпел мученическую кончину от рук красных.
Когда из сегодняшнего дня смотришь на историю семьи матушки Георгии, то удивляешься: в многочисленной родне их была подвижница святой жизни, благоволил семье отец Игнатий (Кевролетин), уже прославленный святой. С будущим исповедником училась в школе Анисья. Доводилось Никите и Анисье встречаться с архимандритом Варлаамом – новомучеником российским. То есть жила эта семья буквально в окружении святых! Что это? Особая милость Божия, или, действительно, так много святости было на нашей земле?
Когда Ярутиных раскулачили, они уехали на Алтай. Там семье пришлось нелегко: они голодали, полбулки хлеба приходилось растягивать на две недели. Взрослые не ели вовсе, отдавали всю скудную пищу детям. Только через пять лет Ярутины смогли вернуться в родные места, жили на нелегальном положении «у добрых людей», перебивались случайными заработками. Но во всех этих лишениях они всегда оставались простыми, отзывчивыми, мужественными и благочестивыми людьми.
Она ушла, а Никита вслух думает: «А сегодня-то как они будут еду готовить?» И пошел вслед за ней – печку перекладывать. Когда он умер, монахиня Августина пришла читать по нему Псалтирь. Сказала: «Я пришла долг отдавать».Часто находила приют в доме Ярутиных схимонахиня Арсения (Сычева) – подвижница, прошедшая лагерь, духовная наставница многих монахинь. Ярутины относились к ней с большим уважением, и она любила эту семью; приходя в их дом, с любовью рассматривала множество икон. Эти образы собрала матушка Георгия: если кто-то в селе хотел выбросить из дома иконы, она уговаривала: «Уж не выбрасывайте, а несите ко мне».
За болящими монахинями матушка Георгия ухаживала до последних минут их жизни, потом заботилась об их христианском погребении. В селе Маминском покоятся несколько монахинь из разоренных уральских обителей: Ново-Тихвинской, Каслинской. Монахиня Георгия говорила, показывая на сельское кладбище: «У меня здесь свой монастырь».
Духовным отцом Глафиры много лет был отец Игнатий (Кевролетин), прославленный ныне в лике святых. В 20-30-е годы он служил в том же районе, в котором жили Ярутины, и хорошо знал их семью. После войны отец Игнатий, прошедший лагеря и перенесший многие скорби, жил в Верхотурье. Глафира ездила к нему туда.
Как-то она пожаловалась батюшке, что почти неграмотна: в школу дочку «кулака» не приняли, да и дома образованием заниматься не было возможности – с детства Глафира либо работала, либо сидела с четырьмя младшими детьми. Отец Игнатий ответил: — Ну и что? Иисусову молитву ведь знаешь? Вот и читай ее!Двумя словами утешил ее и в скорби из-за раскулачивания семьи:— Вот и слава Богу! Зато в колхоз не пошли!
Незадолго до смерти батюшка подарил Глафире икону великомученика Георгия Победоносца. Только в 1972 году она поняла, что этой иконой духовный отец приточно благословил ее на монашество – она приняла постриг в мантию с именем Георгия.
Постригал ее известный старец схиархимандрит Амвросий Балабановский. Духовной же наставницей новопостриженной монахини была и до пострига, и после него еще одна подвижница – схимонахиня Николая (Засыпкина)[2].
Вся жизнь монахини Георгии была непрерывным трудом. С 15 лет ей пришлось работать на железной дороге: чистить рельсы от снега, косить летом траву на железнодорожном полотне. Когда от непосильной работы стали опухать руки, поехала устраиваться на работу в город (то есть в Свердловск). Паспорта у нее не было, и потому везде она получала отказ. Есть было нечего, спасалась тем, что подруга, работавшая в чайной, сберегала для нее горелые корки хлеба.
Однажды приветливая продавщица магазина разрешила ей рассмотреть, как сшито модное платье, и Глафира все поняла и запомнила безо всяких журналов и выкроек. Потом, в самое трудное время, она содержала всю семью шитьем, просиживая за швейной машинкой с самого раннего утра до поздней ночи.
Работала Глафира и на мельнице, и вновь на железной дороге, потом – санитаркой в больнице 20 лет. Ей приходилось не только мыть помещения и ухаживать за больными, но и белить, шить халаты, ставить уколы – все безропотно исполняла смиренная труженица, не рассуждая, положено ли делать это санитарке или нет. На операции врач всегда старался брать именно ее, говорил ей: «Ну, Глафира, молись». И она читала молитву Иисусову все время, пока продолжалась операция.
И в нашем монастыре, куда приехала монахиня Георгия в 1997 году, не могла она сидеть без дела (хотя ей было уже 83 года): читала Псалтирь, вязала теплые вещи для сестер. И сокрушалась, что не может уже связать две варежки за день, получается только одну. В последние годы послушанием ее стала молитва.
Она никогда не делала наставлений, но бесхитростные ее рассказы, удивительные простота и незлобие ее были лучше любых поучений. Всеми уважаемую монахиню сестры всегда называли почтительно «Матушка». Послушание, смирение, любовь были для матушки Георгии не какими-то абстрактными добродетелями, к которым нужно стремиться, а жизнью ее. Может быть, поэтому рядом с ней всегда было тепло и радостно, даже когда ее одолевали уже недуги, и она, столько лет отдававшая всю себя на служение ближним, сама вынуждена была принимать заботы сестер.
4 ноября, когда совершается празднование Казанской иконе Божией Матери, матушка на девяносто пятом году жизни отошла ко Господу. Отпевали ее в день празднования другой иконе Пресвятой Богородицы – «Всех скорбящих Радость».
Смерть в монастыре воспринимается иначе, чем обычно в миру: гораздо более спокойно, а порой даже радостно. Здесь ощущают кончину не как потерю, но как расставание на краткое время. И в строгих печальных песнопениях отпевания слышится твердое упование и некая отрада: «Блажен путь, воньже идеши, сестро, днесь, яко уготовася тебе место покоя».
Тело матушки Георгии покоится рядом с другими почившими сестрами возрожденного Ново-Тихвинского монастыря, недалеко от ее наставницы – схимонахини Николаи (Засыпкиной). Тяжело было расставаться сестрам с матушкой Георгией, но после похорон в душе была не тоска, не скорбь, но покой и тихая радость.
Сегодня девятый день, как матушка Георгия переселилась в Вечность, и мы просим вас вознести вместе с нами молитву: «Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежде живота преставльшуюся рабу Твою, сестру нашу монахиню Георгию…».
Сердечно благодарим Галину Иосифовну Правдину за помощь в подготовке текста
[1] Подробнее о схимонахине Евфросинии здесь
[2] Подробнее о схимонахине Николае здесь